— Пустите меня! — закричала я, когда Пепе схватил меня за локоть.

— Лучше бы вам туда не ходить, миледи, — сказал слуга торопливо.

— Немедленно отпусти! — бросила я ему в лицо: и он разжал пальцы.

Вбежав в комнату, я остановилась, как вкопанная, на мгновение потеряв дар речи.

Господин граф — живой и здоровый — стоял у ведерка розгами, достав одну и рассекая ею воздух, проверяя на гибкость, а две дюжих служанки удерживали Вамбри, лежащую вдоль скамьи — одна за плечи, другая за ноги. Штаны графской дочери были приспущены, а сама она хлюпала носом и умоляла отца простить ее.

Увидев меня, де Конмор нахмурился:

— Уходи, Бланш.

— Что это вы задумали?!. - я с ужасом смотрела на залитое слезами лицо Вамбри. Правая щека ее алела, как от пощечины. — В чем она провинилась, что вы решили наказать ее так жестоко?!

— Не твое дело, — отрезал граф. — Уходи.

— Нет, я не могу уйти, — я встала между мужем и лавкой. — Объясните, за что вы собираетесь ее наказать?! Тот случай со снежками давно забыт, мы уже помирились!

— Есть кое-что кроме снежков, — сказал граф, помахивая прутом.

— Что же? — спросила я неосторожно.

— Это — не твое — дело.

— Мое! — сказала я твердо, даже не попятившись. — Я — ваша жена и отвечаю также за вашу дочь, за мою падчерицу! Поэтому требую ответа! Или вы скажете, за что собираетесь наказывать Гюнебрет или… — что там «или» я не успела придумать и замолчала, лихорадочно соображая, как остановить разъяренного мужа. А то, что он был уже на пределе — не было сомнений.

— Глупое бабье, — процедил Ален в сторону, а потом сказал: — Это она столкнула тебя с лестницы.

53

— Что?! — пискнула я.

— Довольна? — муж сдвинул меня в сторону, делая шаг к лавке.

— Подождите! — я снова встала между ним и Вамбри. — Прошу, милорд, отмените наказание.

— Пошла вон. Если не хочешь, чтобы выпорол тебя вместе с ней, — и он уже не отодвинул, а оттолкнул меня в сторону.

Едва не упав, я остановилась, заламывая пальцы. Можно было догадаться, что Сильвани не покусился бы на меня, несмотря на угрозы — он всего лишь простолюдин, хотя и с деньгами, и покуситься на благородную даму… да еще жену графа… Это было бы слишком дерзко и глупо для него. А вот Вамбри возненавидела меня с первого дня. Но кто не возненавидел бы мачеху, которая почти твоя ровесница и начала хозяйничать в замке, меняя привычную жизнь?

И как можно быть настолько безжалостным, чтобы пороть собственную дочь?! А вдруг… вдруг дьявольское снадобье уже помрачило разум моего мужа? Если он решил наказать единственную дочь, то что сделает с женой, от которой намерен избавиться по истечении года?..

Вамбри отчаянно завизжала, и это придало мне сил и решимости. Я бросилась наперерез и встала перед мужем.

— Пошла… — начал он, но я приподнялась на цыпочки и схватила его лицо в ладони.

— Ален, пожалуйста… — залепетала я, — ради всего, что вам дорого…

Он не ударил меня тут же — и это было хорошим знаком. Я смотрела в серые льдинки-глаза, моля взглядом о снисхождении. Наверное, я заплакала, потому что граф поднял руку и коснулся моей щеки, словно стирая слезу.

— Пожалуйста… — я почти шептала. — Ради моего доброго к вам отношения… Вы не можете быть так жестоки…

— Она хотела тебе навредить, — сказал он, но холода в глазах стало меньше. — Ты не понимаешь? Я забочусь о тебе.

— Понимаю, — я по-прежнему не отпускала его лица, а он не пытался отстраниться. — Но умоляю вас проявить свою заботу не таким образом, а по-другому…

— Чего ты хочешь? — спросил он жестко, и брови его опять поползли к переносице.

Краем глаза я видела, как Вамбри вырвалась из рук служанок (впрочем, те не слишком ее удерживали) и пролетела к выходу в одно мгновение, и граф тоже это заметил.

Предупреждая следующий его шаг — а он собирался броситься следом за дочерью, я обхватила мужа за шею и прижалась губами к его губам. Я понятия не имела, как отнесется мой муж к такому явному бесстыдству, да еще на глазах у слуг, но вот его губы дрогнули, отвечая, а сам он обнял меня за талию, притягивая к себе поближе. Это не делало мне чести, но я забыла и о глазеющих слугах, и о дочке графа, и помнила лишь о мужчине, который держал меня в объятиях. Словно повинуясь волшебной силе, руки мои сами скользнули на его затылок. Волосы были жесткими, но мне доставляло несказанное удовольствие гладить их, перебирать густые пряди. Теперь уже не надо было бояться, что граф оттолкнет меня, не пожелав поцелуя — он сам целовал меня с такой страстью, что от его крепких поцелуев голова у меня закружилась, как от вина. Дыхание мое сбилось, и чтобы глотнуть немного воздуха, я запрокинула голову. В ту же секунду граф впился поцелуем мне в горло, а я только тихо ахнула, захваченная новыми ощущениями. Это было странно, и вызывало трепет и волнение. Страшно? Нет, скорее приятно… Я закрыла глаза, уже сама подставляя шею для поцелуев, мечтая, чтобы это продлилось как можно дольше… Мечтая и желая чего-то большего… Чтобы навсегда…

Рука графа переместилась с моей талии ниже, беззастенчиво погладила меня по бедру, сжала, а потом он прижался ко мне весьма недвусмысленным образом. Что- то твердое уперлось мне в живот, и от этого стало и страшно, и восхитительно одновременно.

Графу было неловко действовать одной рукой — он схватил меня за плечо, потом за грудь, потом за затылок, снова впиваясь ненасытным поцелуем в губы.

В какой-то момент разум мой все же возобладал над желаниями, я вспомнила, где нахожусь, и зашептала между поцелуями:

— На нас смотрят, милорд…

Граф оторвался от меня не сразу.

Я уперлась ладонями ему в грудь, напоминая тем самым, что в комнате мы не одни и уже попрали все правила приличия. Тяжело дыша и судорожно сглатывая, мой муж освободил меня из объятий.

Смущенно поправляя растрепанную прическу, я огляделась и обнаружила, что в оружейной мы совсем одни. Я даже не заметила, в какой момент слуги покинули комнату, предусмотрительно прикрыв за собой дверь.

— Тут никого нет, — сказал Ален, хватая меня за талию. — Какого черта ты меня остановила?! И какого черта нарушаешь договор?

— Но вы нарушили его первым, и несколько раз, — напомнила я.

— И собираюсь нарушить его по всем пунктам, — заверил он и, продолжая обнимать за талию, потащил меня в коридор, а там принялся пинком распахивать каждую дверь, ругаясь вполголоса всякий раз, когда дверь ударяла о стену от его удара.

После третьего пинка я осмелилась спросить:

— Вы кого-то ищете, милорд?

— Кровать. Я ищу хоть одну кровать в этом доме! — ответил он.

Все спальные комнаты на втором этаже, — коротко заметила я. — А мы сейчас на четвертом.

— Ты права, — и он потащил меня к лестнице.

— Это не слишком разумно… — я попыталась я остановить его, трепеща от страха и волнения, что сейчас наш брак «для вида» может стать самым настоящим браком.

— Это самое разумное, что я собираюсь сделать, — отрезал он, и я замолчала.

Кто бы подсказал мне — как поступить? Что послушать? Сладко дрожащее сердце или разум, бьющий во все колокола?

Не успели мы спуститься на третий этаж, как снизу через перила показалась и исчезла рыжая голова Пепе. Потом он снова выглянул, и вид у него был смущенный и виноватый.

— Что у тебя? — спросил Ален крайне нелюбезно.

— Прошу прощения, я не осмелился бы вас побеспокоить..

— Говори, не тяни! Видишь, я хочу провести время с женой.

— Принесли письмо…

— Прочитаю потом.

Граф хотел пройти мимо Пепе, но тот показал послание, которое до этого прятал за спиной:

— На нем королевская печать.

— Как некстати, черт! — ругнулся граф. — Дай мне минутку, Бланш. Ломай печать, Пепе, чего ждешь?

Печать была сломана, Пепе развернул послание, чтобы граф мог прочесть. Он читал и мрачнел все больше.

— Король в десяти милях отсюда, ждет меня, — буркнул он. — Я должен ехать.