— Я знаю о вас всё и хочу помочь.

— Прямо-таки все!

— Почти все, — заговорила я торопливо, пока он не начал опять грозиться. — Ваша болезнь началась после гибели второй вашей жены, леди Эстер. Леди Эстер пыталась убить вас, подослала наемных убийц. Но вы спаслись, раскрыли ее планы, вы с ней поссорились, она умчалась в горы и погибла.

— Да ты настоящий шпион, леди Бланш! Сколько всего успела разузнать! Может, считаешь, что это я убил ее?

— Нет, — сказала я твердо. — Вы не могли этого сделать.

— Откуда такая уверенность? Ты ведь все вызнала у Барбетты. Мой предок убил трех своих жен. Чем я лучше него?

— Вы не такой, как ваш прадед. Я знаю. Но что же вы сделали своей рукой, Ален, раз считаете болезнь проклятьем? Расскажите, облегчите душу. Может, это поможет облегчить боль… которую вы носите в сердце.

Не знаю, что подействовало — или мои слова о том, что его тайна — вовсе не тайна, или то, что я назвала его по имени, но разговор наш перешел в другое русло. Я видела, как гнев де Конмора поутих, и поспешила закрепить свою маленькую победу:

— Ну же, Ален, откройтесь. Вам станет легче, если вы расскажете мне все. Ведь несмотря ни на что, я — ваша жена. Я дала клятву помогать вам, быть опорой и верной подругой… Что с вашей рукой?

Он кусал губы, словно боролся с самим собой, а потом решился:

— Ты права. Болезнь — это проклятье. Кара небес. За один проступок, который я совершил. И ничто не помогает, есть только одно средство, чтобы облегчить боль.

«Кушанье лотофагов», — сказала мысленно, но промолчала, потому что хотела узнать всю правду.

— Она ведь и правда хотела меня убить — Эстер, — сказал Ален так, будто каждое слово было ему, как иголка под кожу. — Подослала убийц, а я выжил. Приехал в Конмор, чтобы призвать ее к ответу. Она сначала все отрицала, а потом… Я дал ей пощечину, а она пожелала, чтобы у меня рука после этого отсохла. И уехала в горы.

Я пристально смотрела ему в лицо. Лгал ли он? Свидетелей той истории нет, и мне оставалось лишь верить мужу на слово. Но я была убеждена, что он откровенен со мной сейчас, и почувствовала нежность и жалость к нему. Конечно, он винил себя в смерти жены. Чувство вины, усиленное болью — это по-настоящему чудовищно.

— Чем же провинился каменный лебедь? — спросила я, робко погладив рукав мужнина камзола.

Ален быстро посмотрел на мою руку, но не отстранился

— Лебедь? — он невесело усмехнулся. — Да ничем. Эстер сказала, что никогда не любила меня, что ей противен наш брак, и что лебедь никогда не полетит в паре с вороном. С тех пор я ненавижу этих паршивых птиц. Они для меня — символ предательства, измены, смерти.

— Почему не рассказали мне обо всем сразу? — спросила я, не подумав, что не имею права так разговаривать с мужем на год.

— Зачем бы тебе знать об этом?

— Мы — муж и жена. Какие секреты могут быть между нами?

— Зато ты — удивительно откровенна, не так ли? — спросил он снова грозно, и я сразу присмирела. — Ты пойми, я не против, чтобы был этот парень, Оуэн, но не надо встречаться с ним на виду у всех. Я просил вести себя достойно графини де Конмор, и ты это обещала. Бланш… — он на мгновение закрыл глаза, а потом посмотрел прямо на меня, — я не потерплю измен в течение этого года и не потерплю отпрысков Оуэна под своей фамилией.

— Что?! — я не могла поверить тому, что услышала.

Так дело не в потайной комнате, а… в Реджи?!

Как будто за все добрые намерения мне отвесили оплеуху. Обидно, больно, низко!

— Я не потерплю, чтобы меня называли рогоносцем, — сказал граф с оскорбительным намеком.

— Если вы о Реджи, то наша встреча была…

— Чистой случайностью, я знаю, — сказал он саркастическим тоном.

— Но это правда, — кажется, я покраснела, как рак, от таких чудовищных обвинений. — И вы сами подпитываете эти слухи! Ведь это вы приняли Реджи на службу и поручили присматривать за мной!

— Надеюсь, мы друг друга поняли, — сказал он холодно. — Будь добра, передай мне ключ.

Пол поплыл под моими ногами и в горле пересохло. Я была вынуждена прокашляться, прежде чем говорить.

— Прошу прощения, я оставила его в комнате, милорд, — сказала я, стараясь говорить небрежно.

— Ты же говорила, что всегда носишь при себе?

— Я боялась, что могу потерять его в Ренне, — соврала я, — но если вам угодно, то сейчас принесу.

— Угодно, — кивнул он. — Принеси.

Повернувшись к нему спиной, я пошла к лестнице. Здесь было полутемно, и я придерживалась рукой за стену. Я получила недолгую отсрочку, но невозможно тянуть дальше. Граф должен получить ключ и опять пойдет в потайную комнату, примет яд, переданный ему Сильвани. Разве я могу позволить это? Даже после нелепых и обидных подозрений… Я и Реджи!.. Поверит ли Ален мне сейчас, если я расскажу о губительном свойстве «прославляемого лекарства»?

Мое бедное сердце так и заходилось болезненными толчками, а я, поглощенная тревожными мыслями, не заметила ничьего приближения, и только когда сильные руки толкнули меня в спину, я вернулась на землю.

Вернее, разум мой вернулся, а тело, наоборот, потеряло опору. Мне оставалось только закричать, когда я налетела на перила, каким-то чудом не перекувырнулась через них, а потом покатилась по ступеням.

49

Мягкие ковры смягчили удар, да и мне удалось свернуться клубочком и уберечь голову. Но я все равно свалилась до самого основания лестницы, больно ударившись коленом о полку для сапог. На мой крик из кухни выскочили слуги, но быстрее всех оказался граф. Он слетел по ступеням едва ли не быстрее меня и встал рядом со мной на одно колено.

— Ты цела?! — голос его дрожал, и я подумала, что очень странно наблюдать подобное участие от моего мужа.

— Почти, — ответила я, пытаясь подняться.

Граф тут же поддержал меня, подставляя плечо.

— Удивительно, как я не развалилась на куски, слетев с такой высоты, — пошутила я, с внутренним содроганием посмотрев на лестницу, по которой скатилась. — Это доказывает одно — вовсе я не фарфоровая статуэтка, как пыталась уверить меня матушка.

— С миледи все в порядке? — робко осведомилась Барбетта, опасаясь подходить слишком близко.

— Конечно, нет! — заорал на нее де Конмор. — Немедленно отправьте за доктором!

— Не надо доктора, — воспротивилась я. — Ничего не сломано, я удачно упала… Только колено, кажется, разбито…

— Как, вообще, ты упала?!

— Ах, я такая неловкая…

Граф не услышал меня, он увидел Пепе и крикнул, чтобы тот донес меня до спальни. Слуга подхватил меня на руки, невзирая на мои протесты, и в два счета утащил наверх. Мой муж не отставал ни на шаг, а за ним спешила Барбетта, ужа приготовившая бинты и мази.

— Зачем ты притащила свои зелья?! — напустился на нее граф. — Я сказал, чтобы привели доктора!

— Не надо доктора! — воспротивилась я. — Со мной все хорошо, милорд. А с разбитым коленом справится любая девчонка. Тем более — госпожа Барбетта.

— Отойдите, милорд, — потеснила графа служанка, и тот послушно отступил от постели, на которую уложил меня Пепе. — И вообще, вам лучше выйти, — она выразительно посмотрела на мужчин.

— Пепе, выйди, — велел де Конмор, и слуга послушно покинул комнату. — Как ты могла упасть, Бланш?!

Ему все не давало покоя мое падение. Пожалуй, я не видела его таким бешеным с той самой ночи, когда он швырялся стулом. И он совершенно забыл про ключ, за которым меня отправил.

— Может, это — проклятье, настигающее жен де Конморов? — сделала я еще одну попытку пошутить.

— Не смешно! — отрезал граф, и я замолчала.

Барбетта наложила целебную мазь и повязку на мое колено, и все это врем граф стоял рядом, внимательно наблюдая за каждым действием служанки. Я чувствовала себя крайне неловко под его пристальным взглядом, но было бы глупым просить мужа выйти. Это могло насторожить Барбетту. Когда перевязка закончилась, Ален без особых церемоний выпроводил служанку вон и плотно закрыл двери.