— Думала, вам нужна жена, — не удержалась я от колкости.

— Всего лишь на год, — деликатно напомнил он.

— Понимаю. И я должна буду подписать что-то вроде отступного, что не против развода?

— Совершенно верно. Пепе, достань договор о расторжении брака.

Этот документ я прочитала еще внимательнее, чем королевскую грамоту.

Все было приготовлено заранее. Направляясь к нам, граф уже знал, что я соглашусь. Датировался договор тридцать первым декабря следующего года, и согласно ему я навсегда утрачивала право называться графиней де Конмор, зато получала в собственность деревню (целую деревню!) в пригороде Ренна, с годовым доходом в десять золотых (три года моей службы в лавке!), и компенсацию за растраченное приданое (как будто оно у меня было!) — сто двадцать золотых. Огромное богатство! Просто баснословное, если учесть, что еще вчера я страдала по золотой монете, потраченной на приобретение платьев. На эти деньги мы с матушкой зажили бы безбедно, да еще и в отцовском доме, если граф говорит правду.

Пока я читала, слуга достал и откупорил хрустальную чернильницу и заточил позолоченное перо, передав его своему господину.

— Подпиши договор, а я поставлю твое имя в королевском приказе, — сказал де Конмор, обмакивая перо в чернильницу и протягивая мне, предварительно стряхнув излишки чернил.

Я приняла перо, но подписать медлила.

— Никак не решишься? — спросил граф.

— А документ о доме моего отца и о приданом для сестер? Где он?

— Все это мы устроим за неделю. Ты поверишь мне на слово или отправишь за нотариусом?

— Хорошо, поверю, милорд…

— Еще что-то?

— Вы… вы уверены, что мне ничего не угрожает? — спросила я, облизнув пересохшие губы.

— Ничего, что было бы связано с проклятьем, — сказал он.

Мне показалось, что серые льдинки его глаз вдруг потеплели. Я сморгнула, а в следующее мгновение он наклонился и поцеловал меня — совсем как тогда, в его доме, когда я пыталась предупредить, как опасно связываться с Сильвани.

24

Его горячие и твердые губы коснулись моих губ. Голова у меня пошла кругом, и, растворившись в этом поцелуе, я совершенно забыла, что мы находимся в комнате не одни. Все это больше походило на колдовство, потому что я разом потеряла волю, способность здраво мыслить и смогла только закрыть глаза, отдаваясь ласке странного бородатого человека, который так внезапно появился в моей жизни.

Вкус его поцелуя показался мне сладким, но без приторности, как в первый раз. Теперь я чувствовала не запах неизвестной мне пряности, а запах мятных леденцов, которые сама же и варила в лавке господина Маффино. Я упивалась им и пришла в себя, лишь когда левая рука графа легла на мою талию и прижала весьма недвусмысленно.

Только тогда я попыталась отвернуться, бросив испуганный взгляд на рыжего Пеле.

Верный слуга проявил деликатность и смотрел в потолок, делая вид, что ничего не замечает и страшно увлечен рассматриванием трещин на потолочных балках. Я смутилась до слез, а граф не торопился меня отпускать.

— Так что мне угрожает, милорд? — спросила я, осторожно пытаясь убрать его руку со своей талии.

— Ничего, — сказал он низким, незнакомым голосом, отпуская меня и становясь по ту сторону стола.

— Вы говорили, что брак лишь для вида, — я нервничала все больше и больше, и краснела, представляя, что подумал Пепе, став свидетелем подобной сцены.

— Так и будет.

— Но вы только что поцеловали меня!

— Это чтобы скрепить договор, — ответил граф невозмутимо, словно целовать девиц в присутствии слуги было для него обычным делом. — Поцелуй дружбы, ничего более.

Поцелуй дружбы?

Впрочем, может, так оно и было. Я ведь совсем ничего не знала о своем женихе. Женихе! Мне стало смешно, хотя ничего веселого не происходило. Скорее всего, сказались волнение последних дней и усталость.

Я расхохоталась и не заметила, как с пера сорвалась капля чернил. Королевский приказ был бы испорчен, но Пепе успел подставить ладонь и поймал черную каплю.

— Извините, — пробормотала я, сразу перестав смеяться.

— Ты подписываешь? — напомнил граф.

— Да, — прошептала я и медленно вывела свою подпись внизу договора. Как странно

— еще не жена, но уже разведенная.

— Благодарю, — де Конмор забрал у меня перо, снова обмакнул в чернильницу и левой рукой крупными буквами вписал «Бланш Авердин» в пустую строку королевского приказа. — Дело сделано. Пепе, убери документы и пригласи леди Авердин с дочерьми. Кстати, Бланш, — он посмотрел на меня, и льдышки глаз снова потеплели. — Прости, что я обращаюсь к тебе на «ты». Для меня это знак доверия.

Я тут же кивнула, хотя могла бы напомнить ему, что подобное «доверие» он проявлял к господину Маффино и Бланш из лавки сладостей, хотя они ему были не родня и не близкие друзья.

Мои родные боязливо вошли в комнату и остановились у порога, словно готовились при малейшей опасности обратиться в бегство. Матушка храбрилась, но и ей было страшно — она побледнела и теребила кружевной манжет.

— Мы поговорили с леди Бланш, — сказал де Конмор, делая полупоклон в мою сторону, — и она оказала честь, согласившись стать моей женой.

— Святые небеса, — прошептала Анна.

Лицо Констанцы порозовело, но она ничего не сказала.

Зато матушку невозможно было провести столь легко.

— Согласилась? — спросила она, разглядывая графа, прищурив глаза. — Бланш, это так? Мне надо поговорить с тобой наедине?

Моя милая мама волновалась, что граф принудил меня к браку, и я поспешила ее успокоить.

— Все хорошо, — сказала я, стараясь улыбнуться, но губы, еще горевшие от поцелуя графа, плохо слушались. — Я приняла предложение с радостью. Тем более что господин де Конмор оказался столь любезен, что готов дать приданое за Констанцой и Анной — в шестьдесят золотых каждой, а в качестве свадебного подарка преподнесет наш прежний дом. Тот, который у старой мельницы.

— Святые небеса! — прошептала на сей раз матушка.

— Я правильно вас поняла, милорд? — спросила я, обращаясь к жениху.

Не то, чтобы я не доверяла графскому слову, но оговорив мои отступные в качестве развода в том, что касалось моих сестер, он был не столь дотошен. Именно поэтому я посчитала нужным прояснить этот вопрос сразу и при свидетелях.

— Совершенно правильно — дом, приданое для леди Констанцы и леди Анны, — ответил де Конмор очень сердечно, словно я и вправду была его любимой невестой, а он — влюбленным женихом, но последующие слова развеяли наваждение: — Прошу поторопиться с выбором женихов, леди Авердин. Сегодня понедельник, в четверг мы сделаем оглашение, в пятницу и субботу будут пост и причастие, а в воскресенье устроим венчание.

— Венчание в конце недели?! — воскликнула матушка.

— Не хочу ждать ни часом больше, — заявил жених. — Для таких красавиц, как ваши дочери, дорогая леди, да еще с приданым в шестьдесят золотых, не составит труда найти женихов за пару дней. Если желаете, чтобы я помог…

— Нет, благодарю, — торопливо отказалась матушка от такой чести, — мы постараемся справиться сами.

Констанца и Анна переглянулись, глаза у каждой были с чайные блюдца.

— Вот и хорошо, что все так быстро сладилось, — сказал граф, подзывая Пепе, и тот немедленно протянул ему сумку, которую принес вместе с сундучком. — Теперь позвольте сделать Бланш еще один подарок. Как невесте и будущей жене.

Он взял из рук слуги сумку, достал оттуда что-то пушистое, белое — серебристо снежное, и накинул мне на плечи.

Чудесный мех неведомого мне зверя — мягкий, с синеватым подшерстком, укрывший меня пышным воротником до самого пояса.

— Вы очень щедры, милорд, — сказала матушка. — По-настоящему королевский подарок.

— Это ваша дочь по-королевски одарила меня, согласившись принять мое предложение, — сказал граф, не торопясь отпускать меховой воротник, и словно держа меня им на привязи.

— Бланш всегда была доброй девушкой, — признала матушка.